Вампиры [Vampire$] (ЛП) - Стикли Джон

Это не могло быть никакой другой раной.

— Помоги мне, — прошептала она.

— Помоги мне…

Четвертая Интерлюдия:

Жертва

Команда стояла ошеломленная и уставилась на нее и она попыталась рассказать все сразу, все, что она хотела сказать им с самого начала, о том, что с ней случилось, и о том, зачем она действительно приходила к ним в тот день в Калифорнии — но это проявилось лишь в потоке слов и слез.

Это был Феликс, единственный из всех людей, кто утешал ее, осторожно взяв ее на руки и произнося нежные, успокаивающие слова. Он донес ее к своему креслу и осторожно усадил и подтянув другое кресло для себя, все время что-то тихонько шептал ей.

Остальные вышли из столбняка, наконец, Аннабель, чтобы принести Клинекс и стакан воды, люди медленно двигаются, все еще более или менее находясь в шоке, рассаживаясь на свои места, чтобы слушать. И это было похоже на Инквизицию, все они кружили над ней и смотрели с подозрением, но она не возражала. Она заслужила это. Она заслужила это тем, что она сделала им — или почти сделала.

Потому, что она не стала рассказывать о них.

Она приехала, чтобы доставить их убийцу.

Она оставила его в багажнике той машины, на которой она ехала.

Он был демоном, которого они только что убили, с повязкой на голове.

Божок.

Его звали Росс Стюарт и она знала его в течение десяти лет, познакомившись с ним в одиннадцать, и он вел Танцевальный Класс Мисс Финдли для Юных Леди и Джентльменов.

Росс был классным. Но он не был джентльменом, даже тогда.

Она снова начала говорить быстро и бессвязно. Феликс наклонился вперед, взял ее за руки и велел ей расслабиться, расслабиться и глубоко вдохнуть и начать все с самого начала. И она знала, что он был прав, знала что он пытается понять, знала, что она должна это сделать, но теперь, глядя ему в глаза, будучи ближе к нему, чем когда либо, она хотела пропустить все это и…

И обрести право на мясо.

Обрести право на стыд.

Она чувствовала себя принужденной — одержимой, на самом деле — как только она увидала его в первый раз, рассказать ему об этом. Чтобы он узнал все о том, что она сделала и что должна была сделать.

Она хотела, чтобы он знал все. Каждую грязную деталь. Но она поступила так, как он сказал. Она снова попыталась с самого начала. Не самого начала, когда она была такой юной, но с того момента, когда все действительно началось. Последняя весна. Пасхальный отдых. Религиозный праздник.

Ее Тетя Виктория затеяла для нее прекрасную вечеринку.

Дом Тети Вики был лучшим тайным местом в северном Далласе, маленький, невзрачный въезд с Инвуд Роуд взрывался, как только вы оказывались на подъездной дорожке, в чудесное видение особняка из серого камня с многоуровневыми террасами, скульптурами, разбросанными по садам, бегущими ручьями и возвышающимися деревьями, ветви которых, украшенные маленькими разноцветными фонарями, освещали путь туда, где были звезды. Вечеринка расплескалась по всем террасам, и там играл оркестр и танцевали люди и там были все, попросту все с кем она выросла, блистающие и прекрасные, Сыновья и дочери богатства и частных школ, и вы просто знали, глядя на них, что здесь представлены не только любимцы фортуны прошлого, но и будущего.

И Даветт была принцессой.

Потому, что она действительно была прекрасна, она знала это, и стройная и блондинка и умница, к тому же, редактор университетской газеты, и она смеялась и болтала и упивалась вниманием, сердечная с друзьями, когда она хотела и неприступная, когда она чувствовала, что так должно быть, потому, что Тетя Вики научила ее этому. Ты действительно не должна одинаково общаться с каждым человеком.

Но были две неправильных детали, и они грызли ее. Ее лучшая подруга, Китти, еще не появилась. И Тетя Вики все еще была в постели.

Кто-нибудь мог все еще быть — в — постели. Но не Тетя Виктория, не в той огромной, трехсотлетней постели с балдахином в огромной спальне, полной всех этих красивых кресел и диванов и замысловатых безделушек, которые ее брат, Дядя Харли, привез домой со всего света. Весь дом был сокровищем, но всегда была эта комната, Даветт понимала, что она означает для ее тети, означает романтику и славу, которые для Даветт всегда были одним и тем-же.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она иногда скучала по папе и маме, умершими так давно, но с Тетей Вики и ее братом, Дядей Харли, ее воспитание было таким же сердечным и любящим — и гораздо более веселым. Дядя Харли, декоратор с королевским достоинством, показал ей мир. И Тетя Виктория показала ей пути… леди. Пути, заставлявшие мужчин вскакивать выпрямляясь и говорить мягким и чистым языком, когда она входила в комнату. Некоторой царственности ауры — никогда не высокомерной, точно, но определенно, неизбежно, превосходящей. Неохотно превосходящей, как сказала ей однажды Тетя Виктория.

Тетя Виктория умела смотреть так, что у крутых мужчин появлялось желание, чтобы на нее напали драконы. Просто из-за этой мерцающей улыбки.

Но теперь она заболела, и это прекрасное постельное белье в кружевах только заставляло ее казаться более бледной и менее сильной. Она приняла несколько человек, близких друзей, которые пожелали заглянуть к ней, но не встала с постели, не пошла на вечеринку.

— Не волнуйся, дорогая, — проворковала она своей племяннице. — Хорошо проведи время, будь леди, — Затем было то самое мерцание. — Потом вернись и поведай мне каждую деталь.

И они засмеялись и поцеловались и Даветт вернулась в свои комнаты, где она нашла Китти, гостившую у нее, сидящую голой на краю ее ванны и плачущую.

О Россе Стюарте.

Даветт не могла поверить в это. Росс Стюарт? Неклассный Росс, как она и Китти окрестили его, и имя прилипло к нему начиная с шестого класса до окончания средней школы, потому, что оно соответствовало! Действительно соответствовало!

— Я не могу поверить в это! — выпалила она, покачав головой, прежде чем остановиться и понять, как это должно прозвучать.

Когда она услышала рыдание Китти — Я не могу тоже! — она знала, что у них проблема.

Даветт присела на край ванны и обняла свою лучшую в мире подругу и попыталась… что, утешить ее? Поскольку Даветт действительно не понимала как такое возможно, и все, что она смогла выжать из Китти было, да, ей было стыдно быть с Россом Стюартом, но, нет, она не собирается расставаться с ним.

— Я ничего не могу с собой поделать, — сказала она, глядя прямо в глаза Даветт.

И Даветт почувствовала холодный, темный озноб.

Однако было уже более десяти часов вечера и вечеринка была в самом разгаре и она все еще ничего не слышала о Китти и она начинала волноваться. Возможно, подумала она, Росс изменился. Возможно, он действительно был не так плох, как ей помнилось. И она попыталась вспомнить свои впечатления и его имидж в ином свете, более позитивным образом.

Но ей не повезло. Росс Стюарт был просто ужасен.

Хорошо выглядящий, действительно, как декадент. У него были длинные черные курчавые волосы и он был высок и хорошо сложен, припомнила она. И умен, тоже, потому он получал отличные оценки и братская школа св. Марка, по ее собственным ощущениям, была местом предъявлявшим высокие требования. Нет, Россу не было оправданий за то, что он был таким, каким был, сквернословящим и грязномыслящим и совершенно лишенным класса. Все мальчики болтали о сексе все время, конечно. Они были подростками и это было практически их работой. Но Росс всегда говорил об этом немного более длинно, его шутки всегда были немного более грязными, его плотоядный взгляд всегда слишком чертовски пронзительным.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И деньги, конечно. Семья Росса их не имела, по крайней мере не столько, как большинство родителей учеников частной школы. Но это тоже не оправдание. Было несколько учеников, беднее чем Росс, и у них все было o'кей. По крайней мере они не кружили так жадно все время, болтая о ценах на все и знакомясь с богатыми, весьма домашними девочками, которые никогда не получали прежде столько внимания.